Наталья Дмитриева - Колос времени [СИ]

– Вера, не нужно ни в чем оправдываться. Все в порядке, мы его найдем.

Кирилл привстал и уперся ладонями в пол, пригибаясь, как бегун перед стартом. С его лицом вдруг начали происходить разительные изменения, еще немного, и Вере показалось, что она видит совершенно другого человека – и даже не человека вовсе, а какое-то похожее на него существо. На секунду ей стало страшно, но она постаралась загнать это чувство поглубже. Собственно один раз она уже видела Кирилла таким – это случилось, когда он только объявился на бабушкиной кухне и подрался с ее котом. Теперь Вера знала, что это означает, и боялась она более за Кирилла, чем за себя.

Сосредоточенно вынюхивающий мужчина вдруг поднял голову и произнес, уже с явным усилием выговаривая слова:

– Я сейчас… не очень… хорошо себя контролирую… может случиться… всякое. Если я начну вести себя… неадекватно, стукни меня по голове… и убегай.

– Ладно, – не стала спорить девушка, решив про себя, что бить его она не станет ни за какие коврижки.

– Это нужно нам обоим! – повысил голос темполог, точно читая ее мысли. – Это… необходимо!

– Хорошо, стукну, убегу – все, как ты хочешь. Не волнуйся, – Вера не удержалась и с нежностью провела по его всклокоченным волосам. Очевидно, при этом она задела одну из шишек, полученных Кириллом в этот день, потому что тот вздрогнул и отстранился, сухо добавив:

– Только бей аккуратно, – и со всей мочи припустил на четвереньках вниз по ступеням.

Выйдя в коридор, идущий вдоль западной стороны паласа, Никифор остановился, недоуменно глядя на лестницу, ведущую к "библиотеке". Ему казалось – он помнил все до мелочей, но стоило на минуту задуматься и ноги сами привели к давнему убежищу. Подниматься туда было незачем, в этом старик был твердо убежден. Мартина скорей всего уже была здесь и забрала банку-накопитель, а также другие предметы, необходимые для проведения ритуала. Но все же он медлил, с непонятной тоской глядя на низкую темную дверь, обитую железными полосами, на стертые ступени, по которым столько раз поднимался и спускался, шурша краями синей докторской мантии. Возможно, стоило бы зайти, убедиться, что негодяйка и в самом деле побывала здесь… но Никифор сделал над собой усилие и отвернулся.

Нет, он только понапрасну теряет время. Не стоит будить опасные воспоминания – все, что связывало его с этим местом, давным-давно рассыпалось в прах. Он никогда больше не переступит порога этой комнаты.

Держась за стену, старик сделал несколько шагов, прежде чем заметил, что его путеводный огонек исчез. В первое мгновение у Никифора перехватило дыхание, но почти сразу ему удалось взять себя в руки. Замковые переходы старик мог пройти и без подсказки. Но с осколком он не расставался все пятьсот лет (хотя для него лично время шло в двадцать раз быстрее), хранил его у самого сердца, никогда не снимая цепочки и никому не показывая драгоценный артефакт. Нелегко будет пережить его утрату, особенно сейчас, но раз уж такое случилось, в целом исчезновение стоит рассматривать как добрый знак. Оно означало, что круг вот-вот замкнется, и вполне возможно, что все части божественного Колоса наконец-то соединятся! Это было начертано на мраморных табличках древних хронитов, об этом когда-то давным-давно рассказывала девушка, посвятившая его в тайны времени, и если до сих пор он, Никифор Дассилиат, последний хронит этого мира, еще мог испытывать оправданные сомнения в том, что это может произойти, то теперь… теперь…

Старик распрямил спину и величаво, с достоинством осенил себя крестным знамением, крепко прижимая пальцы сначала ко лбу, потом к животу, к левому и правому плечу.

– Благодарю тебя, Боже, за то, что сподобил дожить до этого часа. Все испытания были не напрасны: carpe viam et susceptum perfice munus, – тихо промолвил он, чувствуя, как из глубины души поднимается волна радостного и гордого торжества. – Sicut Deus adjuvet*…

Старик опустил благоговейно воздетый взор и запнулся на полуслове, подслеповато щуря слезящиеся глаза. Обычно коридор был достаточно освещен, но сквозняки погасили четыре из пяти факелов, оставив небольшой колеблющейся пятачок света в центре. Сейчас в освещенный круг, медленно пятясь спинами вперед, вступили две темные мужские фигуры. Двигались они странно, будто во сне, еле переставляя ноги: одна, невысокая и щуплая, нелепо скособочившись, подметала каменные плиты краем белого орденского плаща, покрытого темными пятнами, вторая, в кольчуге на голое тело, прикрытой обрывками рубашки, напряженно водила перед собой мечом. Выйдя на свет, этот второй сделал шаг в сторону, выдернул факел из подставки и яростно замахал им перед собой, словно отгоняя нечто, следующее за ними в темноте. Первый еще больше согнулся, опускаясь на колени.

Несмотря на темноту и расстояние, Никифор узнал их обоих.

– Альберт… – простонал мужчина в плаще, окончательно оседая на пол. – Альберт, я умираю…

– Дьявол забери твою душу! – с рычанием отозвался Хорф, швыряя факел в темноту.

Немецкая речь неприятно резанула отвыкшее ухо старого хронита, но в следующее мгновение он и думать об этом забыл, весь похолодев от ужаса. Упавший факел не потух – порыв ветра взметнул языки пламени, и темная расплывчатая тень легко перелетала через него, мягко приземляясь на четыре лапы. Когти цокнули по каменному полу. Зверь поднял массивную лобастую голову, отсвечивая зеленоватыми огнями глаз, беззвучно оскалился и скользнул вперед. На меч, встретивший его на середине прыжка, он даже не обратил внимания – просто поднырнул под него и вцепился в корчащегося на полу человека.

Тонкий пронзительный крик разбился о низкий свод коридора и оборвался, сменяясь хриплым бульканьем, но Никифор, ничего не видя и не слыша, не думая о больных ногах и сердце, готовом остановиться в любой момент, позабыв о Мартине, о Колосе, о долге и даже о самом себе, подгоняемый смертельным страхом изо всех сил ковылял прочь.

* Иди своим путем и сверши начатое… И да поможет Бог…

Переходы, галереи, лестницы – все узкие, темные и сырые – слились в один нескончаемый туннель, и Вере стало казаться, что они никогда отсюда не выберутся, так и будут ходить по кругу, пока не рухнут от усталости. Сама она давно потеряла ориентацию (если вообще когда-нибудь могла разобраться в хитросплетении замковых ходов) и, окончательно перестав понимать, куда и зачем они идут, на автомате двигалась вслед за напарником, не чувствуя ничего, кроме боли в сбитых пятках.

Внезапно в глаза Вере ударил свет (не особенно яркий, но после темноты коридоров – просто ослепительный), и они оказались на просторной полукруглой площадке, которую освещали четыре больших масляных светильника на фигурных металлических подставках. Пол, выложенный разноцветными мраморными плитками, был истоптан вдоль и поперек. Темные следы вперемешку с бурыми потеками, успевшими немного подсохнуть, вели от лестницы налево и исчезали в очередном темном проходе, рядом с ними тянулась широкая кровавая полоса с четкими отпечатками звериных лап. Стараясь не наступать на нее, Вера осторожно обошла замершего темполога и, вытянув шею, заглянула в закрученный спиралью лестничный пролет. Пятна крови были и на низких ступенях, и на массивной балюстраде резного дуба. Сама же лестница вела вниз, прямо (как убедилась девушка, перегнувшись через перила) к высокому арочному проему в романском стиле, обрамлявшему двустворчатую дверь, сейчас распахнутую настежь. За дверью виднелся покрытый лужами двор и часть водостока, из которого тонкой струйкой стекала вода, забрызгивая порог.